Vae victis!
Когда капитан Железной Стражи графства Айзенштайн спустился в подвал, чтобы допросить Марка фон Баумхауэра, на тонких, жестких губах его появилась холодная усмешка, заставившая пленника в ужасе отшатнуться, едва он разглядел лицо пришедшего к нему человека.
- Вы убьете меня! - воскликнул он, широко распахнув глаза.
- Совершенно верно, - медленно кивнул Майнольф, подходя ближе, - Наконец-то у меня появился подходящий повод, чтобы сделать это. Я бы воспользовался им, даже если бы ты не был виновен, думаю, ты это понимаешь.
Голос его звучал очень спокойно и буднично; в нем не было ни скрытого торжества, ни злорадства, которые в такой ситуации были бы вполне уместны. Таким тоном Виндблуме мог бы сказать, к примеру, что давно уже решил, что к празднику должны забить именно эту свинью, и ждал только удобного дня, чтобы передать свой приказ мяснику.
- Но... В-ваша ми... - начал было Марк, но Майнольф резко оборвал его, грубо схватив за плечо и тряхнув.
- Ты будешь говорить, только когда я разрешу тебе открыть твой поганый рот, - презрительно произнес он, и блеклые, почти бесцветные глаза на миг полыхнули яростью, - Твой грязный язык больше не навредит мне. Понятно тебе это?
Побледнев пуще прежнего, охотник кивнул, затравленно глядя на сжимающую его плечо руку. Несколько секунд прошли в молчании, и эти мгновения показались Баумхауэру чудовищно долгими. Майнольф выпустил его плечо и отошел на несколько шагов, но пленнику все равно то и дело чудилось, что эта бледная рука с длинными и очень сильными пальцами сжимается уже на его горле. Наконец, капитан Железной Стражи снова нарушил тишину:
- Отвечай: это ты пытался отравить графа Каварри? - на этот раз голос его звучал холодно и жестко; бледные глаза же его будто начисто были лишены всякого выражения и казались мертвыми.
- Да, это сделал я, - обреченно пробормотал Марк, - Я опасался, что он узнал от этой наивной дуры слишком много, так что хо...
Договорить он не смог. Несколько секунд он с удивлением смотрел на свой живот, вдруг встретивший изрядной силы удар кулака, потом со вздохом, больше похожим на всхлип, рухнул на колени, пытаясь прижать к больному месту связанные руки.
- Ты не посмеешь больше говорить дурное о фройляйн Аннелизе, - сжимая и разжимая пальцы, раздраженно произнес Виндблуме, - Что мог узнать от нее граф Каварри? Ну же, прекрати скулить! Не так уж сильно я ударил тебя.
Он криво усмехнулся, отворачиваясь от пытающегося подняться на ноги Марка. Лицо пленника было перекошено от боли и ненависти, но самой сильной эмоцией, терзавшей его, по-прежнему оставался страх. Потому он заставил себя проглотить оскорбления, уже готовые сорваться с его языка, и продолжил говорить:
- Я не хотел, чтобы всплыла эта история с ее братом и помолвкой. Графу Каварри об этом знать было совершенно не обязательно. Он отчего-то сразу въезлся на меня, и я опасался, что он захочет вмешаться, если узнает, - дрожащим голосом объяснял он, тем временем внимательно приглядываясь к лицу Майнольфа. Он отчего-то заинтересован в судьбе этой неумной и драчливой девицы? Настолько заинтересован, что позволяет прорваться раздражению наружу через эту вечную свою ледяную маску?
- Понимаю. Я бы тоже не надеялся, что граф промолчит или что его молчание можно купить, - усмехнулся капитан Железной Стражи, - Где ты достал яд?
Марк снова замялся, не решаясь выложить всю правду о своих недавних похождениях. Заметив это, Виндблуме снова подошел к нему и пристально посмотрел ему в глаза, слегка щурясь. От одного его взгляда пленник отшатнулся и заговорил, видимо, опасаясь нового удара.
- У Уле, он называл себя знахарем. Грязный, мерзкий старик. Его сына мы встретили по дороге сюда. Кто-то его убил, должно быть, из-за его темных делишек... - торопливо проговорил он.
- Кто бы говорил! - кривя губы в ледяной полуулыбке, негромко произнес Майнольф, - И чем же ты расплатился за его работу? Уж не ты ли убил его?
Баумхауэр обмер, услышав эти вопросы. Даже понимая, что его неизбежно заставят говорить, он не мог заставить себя произнести ни слова.
- В чем дело, Марк? - проникновенно произнес капитан стражи, положив руку на плечо пленника, - Я не сомневаюсь ни на секунду, что ты прекрасно помнишь, как это было. Расскажи об этом мне. Уверяю, тебе сразу станет легче...
- Я не могу сказать... - хрипло произнес стрелок, инстинктивно прижимая руки к животу, - Не могу!..
- В самом деле? - все так же проникновенно проговорил Майнольф, занося руку для удара, - Надеюсь, я смогу переубедить тебя.
Способ убеждения, выбранный стражником, оказался весьма действенным - после девятого или десятого удара пленник пообещал рассказать все. Виндблуме никогда не отличался щепетильностью в таких вопросах, так что удары его были весьма болезненными и жестокими. Мало кто выдержал бы это дольше. Так что после очередного пинка по почкам Майнольф даже позволил Баумхауэру немного отдышаться, прежде чем продолжил задавать вопросы.
- Ну же, Марк, не заставляй меня ждать слишком долго. Какую плату потребовал с тебя этот старик-знахарь? Ты убил его, потому что не захотел ему платить, или потому, что боялся, что он выдаст тебя? Говори!
Теперь уже пленник сидел на полу, пытаясь вытереть связанными руками кровь, текущую из разбитой брови.
- Я расплатился с ним, - сплюнув кровь и выбитый зуб, произнес он, - Четыре свежих человеческих сердца были платой за этот яд. Я застрелил нескольких охотников, надеявшихся поймать дичь в окрестностях Шварцвальда. Это было в землях барона Ноймана. Я убил этих людей и вырезал их сердца, отнес их старику. Он угрожал мне, что донесет на меня, потому что боялся, что я отравлю кого-нибудь знатного и важного. Но я его не убивал. Я приказал своим людям застрелить его и сжечь его дом сегодня утром. Я тогда не знал еще, что он уже мертв. Клаус и Отто могут подтвердить, что я отдал им такой приказ, прежде чем отправиться сюда.
Майнольф слушал его, прогуливаясь по комнате и лениво вытирая кровь с руки. Если услышанное его и впечатлило, он никак этого не показал.
- Я даже склонен поверить сказанному. Твоих людей допросят и будут судить. Кем бы ни был тот старик, дом его сжигать не стоило. А убийцу рано или поздно мы найдем... - задумчиво проговорил он, снова подходя ближе, - Так или иначе, у меня достаточно оснований, чтобы отрубить твою поганую голову, Марк. Баронесса, обладающая правом вершить суд здесь, тебя не спасет. Ей все равно, что завтра ты расстанешься жизнью, а ярл Ульврун, взваливший на свои плечи ее заботы и обязанности, тоже за тебя не вступится. Так что от имени графа фон Айзенштайна суд осуществлять буду я. И так уж и быть, приговорю тебя не к повешению, которого ты заслуживаешь, а к обезглавливанию. Радуйся, собака, что умрешь как дворянин!
- Вы убьете меня! - воскликнул он, широко распахнув глаза.
- Совершенно верно, - медленно кивнул Майнольф, подходя ближе, - Наконец-то у меня появился подходящий повод, чтобы сделать это. Я бы воспользовался им, даже если бы ты не был виновен, думаю, ты это понимаешь.
Голос его звучал очень спокойно и буднично; в нем не было ни скрытого торжества, ни злорадства, которые в такой ситуации были бы вполне уместны. Таким тоном Виндблуме мог бы сказать, к примеру, что давно уже решил, что к празднику должны забить именно эту свинью, и ждал только удобного дня, чтобы передать свой приказ мяснику.
- Но... В-ваша ми... - начал было Марк, но Майнольф резко оборвал его, грубо схватив за плечо и тряхнув.
- Ты будешь говорить, только когда я разрешу тебе открыть твой поганый рот, - презрительно произнес он, и блеклые, почти бесцветные глаза на миг полыхнули яростью, - Твой грязный язык больше не навредит мне. Понятно тебе это?
Побледнев пуще прежнего, охотник кивнул, затравленно глядя на сжимающую его плечо руку. Несколько секунд прошли в молчании, и эти мгновения показались Баумхауэру чудовищно долгими. Майнольф выпустил его плечо и отошел на несколько шагов, но пленнику все равно то и дело чудилось, что эта бледная рука с длинными и очень сильными пальцами сжимается уже на его горле. Наконец, капитан Железной Стражи снова нарушил тишину:
- Отвечай: это ты пытался отравить графа Каварри? - на этот раз голос его звучал холодно и жестко; бледные глаза же его будто начисто были лишены всякого выражения и казались мертвыми.
- Да, это сделал я, - обреченно пробормотал Марк, - Я опасался, что он узнал от этой наивной дуры слишком много, так что хо...
Договорить он не смог. Несколько секунд он с удивлением смотрел на свой живот, вдруг встретивший изрядной силы удар кулака, потом со вздохом, больше похожим на всхлип, рухнул на колени, пытаясь прижать к больному месту связанные руки.
- Ты не посмеешь больше говорить дурное о фройляйн Аннелизе, - сжимая и разжимая пальцы, раздраженно произнес Виндблуме, - Что мог узнать от нее граф Каварри? Ну же, прекрати скулить! Не так уж сильно я ударил тебя.
Он криво усмехнулся, отворачиваясь от пытающегося подняться на ноги Марка. Лицо пленника было перекошено от боли и ненависти, но самой сильной эмоцией, терзавшей его, по-прежнему оставался страх. Потому он заставил себя проглотить оскорбления, уже готовые сорваться с его языка, и продолжил говорить:
- Я не хотел, чтобы всплыла эта история с ее братом и помолвкой. Графу Каварри об этом знать было совершенно не обязательно. Он отчего-то сразу въезлся на меня, и я опасался, что он захочет вмешаться, если узнает, - дрожащим голосом объяснял он, тем временем внимательно приглядываясь к лицу Майнольфа. Он отчего-то заинтересован в судьбе этой неумной и драчливой девицы? Настолько заинтересован, что позволяет прорваться раздражению наружу через эту вечную свою ледяную маску?
- Понимаю. Я бы тоже не надеялся, что граф промолчит или что его молчание можно купить, - усмехнулся капитан Железной Стражи, - Где ты достал яд?
Марк снова замялся, не решаясь выложить всю правду о своих недавних похождениях. Заметив это, Виндблуме снова подошел к нему и пристально посмотрел ему в глаза, слегка щурясь. От одного его взгляда пленник отшатнулся и заговорил, видимо, опасаясь нового удара.
- У Уле, он называл себя знахарем. Грязный, мерзкий старик. Его сына мы встретили по дороге сюда. Кто-то его убил, должно быть, из-за его темных делишек... - торопливо проговорил он.
- Кто бы говорил! - кривя губы в ледяной полуулыбке, негромко произнес Майнольф, - И чем же ты расплатился за его работу? Уж не ты ли убил его?
Баумхауэр обмер, услышав эти вопросы. Даже понимая, что его неизбежно заставят говорить, он не мог заставить себя произнести ни слова.
- В чем дело, Марк? - проникновенно произнес капитан стражи, положив руку на плечо пленника, - Я не сомневаюсь ни на секунду, что ты прекрасно помнишь, как это было. Расскажи об этом мне. Уверяю, тебе сразу станет легче...
- Я не могу сказать... - хрипло произнес стрелок, инстинктивно прижимая руки к животу, - Не могу!..
- В самом деле? - все так же проникновенно проговорил Майнольф, занося руку для удара, - Надеюсь, я смогу переубедить тебя.
Способ убеждения, выбранный стражником, оказался весьма действенным - после девятого или десятого удара пленник пообещал рассказать все. Виндблуме никогда не отличался щепетильностью в таких вопросах, так что удары его были весьма болезненными и жестокими. Мало кто выдержал бы это дольше. Так что после очередного пинка по почкам Майнольф даже позволил Баумхауэру немного отдышаться, прежде чем продолжил задавать вопросы.
- Ну же, Марк, не заставляй меня ждать слишком долго. Какую плату потребовал с тебя этот старик-знахарь? Ты убил его, потому что не захотел ему платить, или потому, что боялся, что он выдаст тебя? Говори!
Теперь уже пленник сидел на полу, пытаясь вытереть связанными руками кровь, текущую из разбитой брови.
- Я расплатился с ним, - сплюнув кровь и выбитый зуб, произнес он, - Четыре свежих человеческих сердца были платой за этот яд. Я застрелил нескольких охотников, надеявшихся поймать дичь в окрестностях Шварцвальда. Это было в землях барона Ноймана. Я убил этих людей и вырезал их сердца, отнес их старику. Он угрожал мне, что донесет на меня, потому что боялся, что я отравлю кого-нибудь знатного и важного. Но я его не убивал. Я приказал своим людям застрелить его и сжечь его дом сегодня утром. Я тогда не знал еще, что он уже мертв. Клаус и Отто могут подтвердить, что я отдал им такой приказ, прежде чем отправиться сюда.
Майнольф слушал его, прогуливаясь по комнате и лениво вытирая кровь с руки. Если услышанное его и впечатлило, он никак этого не показал.
- Я даже склонен поверить сказанному. Твоих людей допросят и будут судить. Кем бы ни был тот старик, дом его сжигать не стоило. А убийцу рано или поздно мы найдем... - задумчиво проговорил он, снова подходя ближе, - Так или иначе, у меня достаточно оснований, чтобы отрубить твою поганую голову, Марк. Баронесса, обладающая правом вершить суд здесь, тебя не спасет. Ей все равно, что завтра ты расстанешься жизнью, а ярл Ульврун, взваливший на свои плечи ее заботы и обязанности, тоже за тебя не вступится. Так что от имени графа фон Айзенштайна суд осуществлять буду я. И так уж и быть, приговорю тебя не к повешению, которого ты заслуживаешь, а к обезглавливанию. Радуйся, собака, что умрешь как дворянин!