Vae victis!
Бунт в баронстве Эберхардт подавлен.
Пожалуй, в этот раз в самом деле не будет преувеличением эта избитая фраза: утоплен в крови.
Это не могло продолжаться долго: Рудольф фон Эберхардт не мог не понимать, что живет на пороховой бочке. Принятых в прошлый мой приезд мер оказалось недостаточно, и я говорил об этом, но барон не желал и слушать. "Я владею ситуацией могу справиться с ней и без Вашей помощи, герр капитан," - упрямо твердил он. Увы, я не сомневался, что все закончится именно так.
Во время очередного объезда своих владений он посетил одну из самых беспокойных деревень. Снова вспыхнула ссора, барона и его людей окружили, они пытались отбиваться, но озверевшая толпа их растерзала и, как выяснилось позже, некоторых даже сожрала. Когда я прибыл на место, я сам видел обглоданные человеческие кости, окровавленные обрывки одежды, головы на частоколах. Зрелище не новое, но от этого не менее омерзительное. Кто-то из этих выродков-людоедов швырнул в меня оторванную человеческую руку с богатым перстнем на пальце - то была рука фон Эберхардта.
Я приказал убить их всех до единого, не исключая ни женщин, ни детей, ни стариков. Графу не нужны людоеды среди его подданных.
Они, конечно, сопротивлялись, и сопротивлялись отчаянно. Одно из моих солдат убили. Пришлось похоронить его в той же яме, что и бунтовщиков, некогда было рыть отдельную могилу. Хорошо, что у него не было родственников, с которыми мне пришлось бы объясняться из-за этого решения.
Мне и прежде случалось убивать мирных жителей (если этих тварей вообще можно было так назвать), но в этот раз это было особенно мерзко. Неужели они в самом деле думали, что их мольбы могли бы меня разжалобить? Особенно запомнилась одна женщина, которая сперва все плакала и умоляла пощадить ее. Увидев, что я заношу меч для удара, она набросилась на меня, будто бесноватая, не дав мне как следует замахнуться, и попыталась выцарапать мне глаза. Меч пришлось бросить. Я сбил ее с ног, но и сам не смог удержать равновесия. Мы сцепились на полу, и она отчаянно пыталась вырваться, а я не придумал ничего лучше, как задушить ее. Кажется, это продлилось целую вечность. Я до сих помню ее потемневшее лицо, перекошенное от ярости и искаженное агонией. Неужели из-за такого создания я в самом деле мог бы лишиться глаза? До чего нелепо и отвратительно!
Через несколько часов все было кончено. Мы разыскали тех, кто укрылся на чердаках и в погребах, мы убили всех до последнего жителя этой проклятой деревни. Других останков барона, кроме оторванной руки, мы не нашли. Также мы обнаружили в одном из домов изуродованный труп риттера Гайгера. Когда мы ворвались в тот дом, на очаге кипел котел с мясной похлебкой, - очевидно, из плоти бедолаги Альберта. По крайней мере, состояние его трупа наводило на мысль о том, что его начали разделывать, чтобы потом употребить в пищу. Омерзительно и тошнотворно. Нескольких моих солдат вырвало, когда они собирали останки фон Гайгера, чтобы отвезти их к его дочери. Я жалею, что не взял ее с собой. Я принес ей кошмарную новость, и она уже никогда не сможет отплатить за смерть своего отца. Она должна была быть рядом и убивать этих людоедов, я уверен, что так ей было бы гораздо легче пережить это. Не знаю, какое утешение я мог бы предложить Аннелизе, кроме того, что я рассказал ей о резне в деревне и сам вырыл могилу для ее отца. Она, кажется, была благодарна за это, но я видел в ее глазах такую жажду мести, что мне становилось не по себе. Я не имел права отнимать у нее это возмездие. С другой стороны, и взять ее с собой было бы в некотором роде нарушением распорядка, ведь она не имеет никакого отношения к Железной Страже. Но нет, я не считаю это достаточным оправданием.
Все же, из всех порождений войны вот такие бунты - всего омерзительнее и страшнее. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы впредь крестьяне вели себя смирно. Мне хватит веревок и деревьев, клянусь. И кнутов хватит. А пряники пусть раздает его сиятельство.
Пожалуй, в этот раз в самом деле не будет преувеличением эта избитая фраза: утоплен в крови.
Это не могло продолжаться долго: Рудольф фон Эберхардт не мог не понимать, что живет на пороховой бочке. Принятых в прошлый мой приезд мер оказалось недостаточно, и я говорил об этом, но барон не желал и слушать. "Я владею ситуацией могу справиться с ней и без Вашей помощи, герр капитан," - упрямо твердил он. Увы, я не сомневался, что все закончится именно так.
Во время очередного объезда своих владений он посетил одну из самых беспокойных деревень. Снова вспыхнула ссора, барона и его людей окружили, они пытались отбиваться, но озверевшая толпа их растерзала и, как выяснилось позже, некоторых даже сожрала. Когда я прибыл на место, я сам видел обглоданные человеческие кости, окровавленные обрывки одежды, головы на частоколах. Зрелище не новое, но от этого не менее омерзительное. Кто-то из этих выродков-людоедов швырнул в меня оторванную человеческую руку с богатым перстнем на пальце - то была рука фон Эберхардта.
Я приказал убить их всех до единого, не исключая ни женщин, ни детей, ни стариков. Графу не нужны людоеды среди его подданных.
Они, конечно, сопротивлялись, и сопротивлялись отчаянно. Одно из моих солдат убили. Пришлось похоронить его в той же яме, что и бунтовщиков, некогда было рыть отдельную могилу. Хорошо, что у него не было родственников, с которыми мне пришлось бы объясняться из-за этого решения.
Мне и прежде случалось убивать мирных жителей (если этих тварей вообще можно было так назвать), но в этот раз это было особенно мерзко. Неужели они в самом деле думали, что их мольбы могли бы меня разжалобить? Особенно запомнилась одна женщина, которая сперва все плакала и умоляла пощадить ее. Увидев, что я заношу меч для удара, она набросилась на меня, будто бесноватая, не дав мне как следует замахнуться, и попыталась выцарапать мне глаза. Меч пришлось бросить. Я сбил ее с ног, но и сам не смог удержать равновесия. Мы сцепились на полу, и она отчаянно пыталась вырваться, а я не придумал ничего лучше, как задушить ее. Кажется, это продлилось целую вечность. Я до сих помню ее потемневшее лицо, перекошенное от ярости и искаженное агонией. Неужели из-за такого создания я в самом деле мог бы лишиться глаза? До чего нелепо и отвратительно!
Через несколько часов все было кончено. Мы разыскали тех, кто укрылся на чердаках и в погребах, мы убили всех до последнего жителя этой проклятой деревни. Других останков барона, кроме оторванной руки, мы не нашли. Также мы обнаружили в одном из домов изуродованный труп риттера Гайгера. Когда мы ворвались в тот дом, на очаге кипел котел с мясной похлебкой, - очевидно, из плоти бедолаги Альберта. По крайней мере, состояние его трупа наводило на мысль о том, что его начали разделывать, чтобы потом употребить в пищу. Омерзительно и тошнотворно. Нескольких моих солдат вырвало, когда они собирали останки фон Гайгера, чтобы отвезти их к его дочери. Я жалею, что не взял ее с собой. Я принес ей кошмарную новость, и она уже никогда не сможет отплатить за смерть своего отца. Она должна была быть рядом и убивать этих людоедов, я уверен, что так ей было бы гораздо легче пережить это. Не знаю, какое утешение я мог бы предложить Аннелизе, кроме того, что я рассказал ей о резне в деревне и сам вырыл могилу для ее отца. Она, кажется, была благодарна за это, но я видел в ее глазах такую жажду мести, что мне становилось не по себе. Я не имел права отнимать у нее это возмездие. С другой стороны, и взять ее с собой было бы в некотором роде нарушением распорядка, ведь она не имеет никакого отношения к Железной Страже. Но нет, я не считаю это достаточным оправданием.
Все же, из всех порождений войны вот такие бунты - всего омерзительнее и страшнее. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы впредь крестьяне вели себя смирно. Мне хватит веревок и деревьев, клянусь. И кнутов хватит. А пряники пусть раздает его сиятельство.